| Александр Ильянен | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: |
Санкт - Петербург, Толстовский дом |
| Род деятельности: |
Прозаик, поэт |
Александр Сергеевич И́льянен (род. 1958, Ленинград) — российский прозаик и поэт.
Окончил Военный институт иностранных языков в Москве. Преподавал иностранные языки в военных учебных заведениях, вышел в отставку в звании майора. Живёт в Санкт-Петербурге.
Публиковался в журналах и альманахах «Двоеточие» (Иерусалим), «РИСК» (Москва), «Сумерки» и «Митин журнал» (Санкт-Петербург). Автор повестей «У нас он офицер», «Абориген и Прекрасная Туалетчица», романов «И финн» (1997), «Дорога в У.» (2000; Шорт-лист премии Андрея Белого 1999 г.), «Бутик Vanity» (2007). Все три романа выпущены тверским издательством «KOLONNA Publications». Лауреат Премии Андрея Белого 2007 г. в номинации проза за роман «Бутик Vanity».
Пользуясь изощренными стилистическими приёмами, сумел создать свой неповторимый стиль, истоки которого критики усматривают в прозе В. Розанова, В. Шкловского, В. Сосноры. Своим учителем Ильянен считает именно последнего.
Писатель Александр Гольдштейн отмечал:
Где у Харитонова — чувственно-эмоциональные, словом оформленные состояния тела, как, например, любовь, тоска, одиночество; где он работает в первом словесно-соматическом плане, без ролевой дистанции в отношении темы и агента высказывания, там Ильянен, трепещущий по отложившимся, отчасти пародийным следам исповедальной голубизны, знает лишь свободный от психо-тематической зависимости, замкнутый границами автономного представления, на себя обращенный язык. Язык обозначает уже не материю похоти, тоски, наваждения, но кодифицированные языковые эмблемы этих состояний, из которых по ходу рассказа проступает опять же язык — змея кусает свой хвост.[1]
Поэт и критик Александр Скидан так характеризовал прозу Ильянена:
Ильянен нижет слова посредством их колеблющихся признаков, созвучий, флексий. Безглагольная событийная канва подшивается к дневниковой скорописи, частностям, блесткам фонем, ложных биографических и литературных генеалогий. Так скользят прогулочным взглядом мимо колониальных витрин, причащаясь их нерукотворным фетишам, копиям, изваяньям. Собственно, весь роман, начиная с названия, и есть такая витрина, где сведенный в судороге экивока автор тщетно разгадывает себя по частям, как чужестранную речь, как «сладкое имя скальда», сложенное и произнесенное как свое.[2]
Ильянен.