Левоэсеровский мятеж в Москве — события в Москве в июле 1918 года, связанные с ликвидацией боевиками ПЛСР германского посла Мирбаха, и с вооружённым востанием левых эсеров.

Предыстория

Противоречия внутри правительственной коалиции большевиков и левых эсеров обостряются в марте 1918 года, с подписанием Брестского мирного договора. В знак протеста против его условий, позорных для России, левые эсеры покидают Совнарком, на IV Съезде Советов голосуют против Брестского мира. Они игнорируют аргументы большевиков, что Россия не может более воевать ввиду окончательного развала действующей армии. Мстиславский С. Д. выдвигает лозунг «Не война, так восстание!», призывая «массы» к «восстанию» против германо-австрийских оккупационных войск, обвиняет большевиков в том, что у них «государство заслоняет класс», в отходе «от чистых позиций революционного социализма на путь оппортунистического служения Молоху государства».

Новый всплеск напряжённости был связан с нарастанием активности большевиков на селе, которая настороженно воспринималась эсерами, традиционно считавшими себя крестьянской партией. Декретом ВЦИК от 9 мая 1918 года была подтверждена государственная хлебная монополия, впервые введённая ещё Временным правительством годом ранее, начата организация «продотрядов» для принудительного сбора хлеба. Крестьянство отвечает на такую политику массовым сокращением посевных площадей (к 1920 году сократились на 12,5 % по сравнению с довоенными), происходит массовое падение урожайности (к 1920 году — до 30 % к довоенной). На середину 1918 года последствия ещё были относительно незаметны, но к концу Гражданской войны они фактически поставили Россию на грань массового голода.

Левые эсеры восприняли негативно разворачивание системы продразвёрстки («продовольственная диктатура»). В деревнях зажиточные крестьяне и середняки голосуют в основном за эсеров, в то время как деревенская беднота — как правило, за большевиков. Стремясь выбить почву из под ног своих политических конкурентов, большевики учреждают в деревнях комбеды (декрет ВЦИК «О комитетах бедноты» от 11 июня 1918 года) стремясь сделать их основным центром силы вместо местных Советов.

В начале июля проходит III съезд партии левых эсеров, в своей Резолюции по текущему моменту резко осудивший политику большевиков:

Борьба на V Съезде Советов

5 июля на V Съезде Советов левые эсеры активно выступают против большевистской политики, осуждая Брестский мир, продразвёрстку и комбеды. Левый эсер Борис Камков обещает «вымести из деревни продотряды и комбеды». Мария Спиридонова характеризует большевиков, как «предателей революции», и «продолжателей политики правительства Керенского».

Одним из их требований являлось устранение непропорционального представительства на выборах Советов: если делегат от рабочих выбирался один от 25 тыс. чел., то от крестьян — один от 100—150 тыс. На Съезде левые эсеры получили 353 мандата против 772 большевистских. Склонить Съезд к принятию своих требований левым эсерам не удалось. Обстановка на Съезде была очень напряжённой; по выражению Ричарда Пайпса, «как только в Большом театре открылся съезд Советов, большевики и левые эсеры сразу же вцепились друг другу в глотку. Ораторы от левых эсеров обвиняли большевиков в измене делу революции и в разжигании войны между городом и деревней, большевики же, в свою очередь, упрекали их в попытках спровоцировать войну России с Германией. Левые эсеры внесли предложение выразить недоверие большевистскому правительству, денонсировать Брест-Литовский договор и объявить войну Германии. Когда это предложение было отклонено большевистским большинством, левые эсеры покинули съезд»^[2]. Большевик Мальков П. Д., во время событий бывший комендантом Кремля, описывает деятельность левых эсеров на V Съезде Советов следующим образом:

Ликвидация Мирбаха. Начало восстания

6 июля левые эсеры, входившие наравне с большевиками в состав ВЧК, поднимают мятеж, решение о котором было принято на секретном заседании ЦК ПЛСР 24 июня. В резолюции, вынесенной левоэсеровским ЦК, предполагалось выступить на V Всероссийском Съезде Советов, и потребовать разрыва Брестского договора, а в случае неудачи — спровоцировать войну терростическими акциями. Поскольку выступление на Съезде провалилось, стремясь спровоцировать Германию на нарушение условий Брестского мира, левоэсеровские террористы Блюмкин и Андреев ликвидируют немецкого посла в Москве графа Мирбаха. Как утверждает сам Блюмкин в своих воспоминаниях, он получил соответствующий приказ от Спиридоновой 4 июля. Как указывает Ричард Пайпс, день восстания 6 июля был выбран в том числе потому, что на этот день приходился латышский национальный праздник Иванов день, что должно было нейтрализовать наиболее лояльные большевикам латышские части^[2].

Незадолго до своей гибели, 25 июня 1918 года Мирбах сообщает своему начальнику, статс-секретарю МИД Германии Кюльману о глубоком политическом кризисе большевистского правительства: «Сегодня, после более чем 2-месячного внимательного наблюдения, я не могу более поставить благоприятного диагноза большевизму: мы, бесспорно, находимся у постели тяжелобольного; и хотя возможны моменты кажущегося улучшения, но в конечном счете он обречен». В мае он телеграфировал в Берлин о том, что «Антанта предположительно тратит огромные суммы, чтобы привести к власти правое крыло партии эсеров и возобновить войну…Матросы на кораблях…вероятно, полностью подкуплены, также как и бывший Преображенский полк, запасы оружия…с оружейного завода в руках социал-революционеров».

30 июля левые эсеры ликвидируют в Киеве командующего оккупационными войсками генерала Эйхгорна.

Лидер левых эсеров Мария Спиридонова отправляется на V Съезд Советов, где объявляет, что «русский народ свободен от Мирбаха», и, вскочив на стол, начинает кричать «Эй, вы, слушай, Земля, эй, вы, слушай, земля!»^[2].

Узнав о начале мятежа, Троцкий иронически замечает Ленину, что «да, на монотонность жизни мы пожаловаться никак не можем».

Действия восставших

В ходе событий Дзержинский Ф. Э. лично явился в штаб левоэсеровского отряда ВЧК под командованием Попова в Большом Трёхсвятительском переулке, дом 1, и потребовал выдачи убийц Мирбаха, угрожая в случае отказа расстрелять ЦК ПЛСР. Однако, он сам был арестован, и взят левыми эсерами в заложники. В общей сложности, во время мятежа левые эсеры берут в заложники 27 большевистских функционеров, в том числе, чекиста Лациса М. И. Также они захватывают Главпочтамт и начинают рассылать антибольшевистские воззвания. Одно из таких воззваний, объявляющее власть большевиков низложенной, и приказывающее «приказов Ленина и Свердлова не исполнять», по свидетельству коменданта Кремля большевика Малькова П. Д., попадает в руки к Ленину. Другое воззвание заявляло, что «…убит палач Мирбах…Немецкие шпионы и провокаторы, которые наводнили Москву и частью вооружены, требуют смерти левым социалистам-революционерам. Властвующая часть большевиков, испугавшись возможных последствий, как и до сих пор, исполняют приказы германских палачей…Вперед, работницы, рабочие и красноармейцы, на защиту трудового народа, против всех палачей, против всех шпионов и провокационного империализма».

Кроме того, левые эсеры занимают штаб-квартиру ВЧК на Лубянке, что создаёт у Ленина ощущение, что взбунтовалась вся ВЧК. По свидетельству Бонч-Бруевича, Ленин при этом известии «даже не побледнел, а побелел». Из всех частей Московского гарнизона большевики смогли опереться только на латышских стрелков — все остальные части либо перешли на сторону мятежников, либо объявили о своём нейтралитете. Приказ Троцкого частям Московского гарнизона выступить против восставших был выполнен только Комендантским полком и Школой военных курсантов, причём Комендатский полк вскоре бежал. Ленин в разгар событий выражает сомнение в лояльности командира латышских стрелков Вацетиса. Также Ленин выступает с инициативой роспуска ВЧК, и замены её какой-то другой структурой.

Однако левые эсеры не предпринимают никаких попыток арестовать большевистское правительство, хотя у них даже имелись пропуска, позволяющие беспрепятственно проходить в Кремль. Кроме того, мятежники не стали арестовывать большевистских делегатов V Съезда Советов. Никак не пытаясь захватить власть, они объявляют большевиков «агентами германского империализма», установившими режим «комиссародержавия», а всех остальных социалистов «контрреволюционерами». Исследователь В. Шамбаров обращает внимание на пассивность военных частей, перешедших на сторону мятежников: «полк ВЧК под командованием Попова восстал довольно странно. К нему присоединилась часть полка им. Первого Марта, силы составляли 1800 штыков, 80 сабель, 4 броневика и 8 орудий. У большевиков в Москве было 720 штыков, 4 броневика и 12 орудий. Но, вместо того чтобы атаковать и одержать победу, пользуясь внезапностью и почти троекратным перевесом, полк пассивно „бунтовал“ в казармах».

Подавление восстания

Вацетис И. И. перебрасывает оставшихся латышей в Москву с Ходынского поля, где они праздновали Иванов день, и сосредотачивает в своих руках силы до 3 300 человек. Участие латышских стрелков в подавлении левоэсеровского мятежа сопровождалось ожесточённой закулисной борьбой. Британские спецслужбы вошли с ними в контакт, пытаясь проработать вопрос о предполагаемой эвакуации латышских частей из России в Латвию. Британский агент Сидней Рейли пытался подкупить латышей. С другой стороны, новый германский посол Рицлер в своих воспоминаниях утверждает, что германское посольство предположительно подкупило латышей, чтобы они выступили против левых эсеров^[2].

Нерешительность левых эсеров привела их к провалу. Они были исключены из состава ВЧК, левоэсеровские делегаты V съезда были арестованы. 11 июля партия левых эсеров была объявлена большевиками вне закона. Активно участвовавший в мятеже зампред ВЧК левый эсер Александрович был расстрелян большевиками вместе с 12 сотрудниками ВЧК — левыми эсерами из отряда Попова.

Однако в целом расправа с левыми эсерами оказалась неожиданно мягкой: их лидер Мария Спиридонова была осуждена всего лишь на год лишения свободы, однако уже в апреле 1919 была похищена своими соратниками из тюрьмы. Непосредственные исполнители ликвидации Мирбаха, Блюмкин и Андреев, бежали на Украину, и были заочно приговорены всего лишь к трём годам тюрьмы. Андреев умер на Украине от тифа, Яков Блюмкин в мае 1919 «раскаялся», и был принят в Коммунистическую партию, после чего служил в охране Троцкого.

8 июля 1918 года официально было объявлено об аресте большевиками в разных городах 650 левых эсеров, из которых 200 человек, включая и Марию Спиридонову, якобы^[2] были расстреляны. Появляются также ошибочные сообщения о якобы расстреле Камкова Б. Д. (на самом деле погиб только в 1938 году), Саблина и т. д.

Такая мягкость выглядела тем более странной на фоне вскоре произошедшего подавления эсеровского восстания в Ярославле, где большевики не остановились перед расстрелами нескольких сотен человек. Эти обстоятельства позволили некоторым исследователям выдвинуть теорию заговора, утверждающую, что мятеж якобы был инсценировкой самих большевиков. С началом борьбы за власть внутри ВКП(б) в 20-х — 30-х годах основные лидеры партии начинают выдвигать разнообразные версии заговоров с целью дискредитации друг друга. Так, 11 декабря 1923 года Зиновьев, и 15 декабря Сталин заявили, что весной 1918 года возглавлявший фракцию «левых коммунистов» Бухарин якобы получил от левых эсеров предложение силой сместить Ленина, и якобы рассматривал вариант нового состава Совнаркома во главе с Пятаковым Г. Л.. Зиновьев и Сталин обвинили Бухарина в том, что он не сообщил об этом предложении левых эсеров Ленину.

Непосредственно подавлявший мятеж левых эсеров Вацетис И. И., ещё со времён Гражданской войны недолюбливавший Троцкого, в 1935 году объявил мятеж его «инсценировкой». «Разоблачения» Вацетиса не продлили ему жизнь: в ноябре 1937 года он был арестован по обвинению в участии в так называемой «латышской фашистской шпионско-террористической организации в РККА», якобы виновной в подготовке «контрреволюционного переворота». В июле 1938 года расстрелян.

С другой стороны, по свидетельству Карла Радека, мягкость большевиков была связана с тем, что они «испугались» фанатизма левых эсеров. Положение большевиков в это время сильно осложнилось с началом мятежа Чехословацкого корпуса, и эсеро-белогвардейскими восстаниями в Ярославле, Муроме и Рыбинске. Согласно советской историографии, в Ярославле восставшими впервые в истории Гражданской войны была использована баржа смерти, на которую посадили 82 большевика. 10-11 июля в Симбирске поднял мятеж командующий Восточным фронтом Красной армии, левый эсер Муравьёв М. А., арестовавший ряд большевиков, в том числе Тухачевского М. Н., и объявивший, что «защищая власть советов, я от имени армий Восточного фронта разрываю позор Брест-Литовского мирного договора и объявляю войну Германии…всех своих друзей и бывших сподвижников наших славных походов…призываю под свои знамена для кровавой последней борьбы с авангардом мирового империализма — германцами. Долой позорный Брест-Литовский мир! Да здравствует всеобщее восстание!» Уже 11 июля мятеж Муравьёва был подавлен, он сам оказал вооружённое сопротивление аресту, и был застрелен.

Последствия

Попытка левых эсеров спровоцировать немцев на возобновление войны также не удалась. Германия никак не отреагировала на убийство своего посла графа Мирбаха, хотя новый посол Рицлер потребовал разорвать дипломатические отношения. Рицлер потребовал от Ленина лично явиться в посольство, и принести извинения. Кроме того, 31 июля Рицлер заявил протест против убийства генерала Эйхгорна.

По свидетельству немецких источников, Ленин действительно явился в германского посольство 6 июля в 17⁰⁰, однако его интересовали лишь «технические подробности» теракта. Осматривать тело Мирбаха Ленин отказался, и принёс извинения, которые были, по выражению немцев, «холодны, как собачий нос».

Тем не менее советско-германские отношения после убийства Мирбаха испортились, чему также способствовала бурная революционная деятельность, развёрнутая в Берлине советским полпредом Иоффе. Германия требует разрешения на ввод в Москву одного батальона под предлогом охраны своего посольства, однако Ленин отвергает такое требование, заявив, что «подобное требование мы ни в коем случае и ни при каких условиях удовлетворить не можем, ибо это было бы объективно началом оккупации России чужеземными войсками».

После мятежа в Москве 6 июля часть рядовых левых эсеров заявляют о своём отмеживании от этой акции, объявляют себя «независимыми левыми эсерами», «революционными коммунистами», «народниками-коммунистами». До двухсот левоэсеровских делегатов V Съезда Советов возвращаются на Съезд, заявив о своём несогласии с политикой своей партии.

В августе — октябре 1918 года оставшееся руководство партии принимает решение об окончательном уходе в подполье. Один из делегатов IV съезда партии левых эсеров характеризует мятеж следующими словами:

Исследователь Ричард Пайпс характеризует левоэсеровский план восстания, как «целиком лишённый реализма»: во-первых, план вообще не предполагал свержения власти большевиков, предполагая вместо этого лишь заставить их отказаться от «оппортунизма»; и, во-вторых, план «строился на допущении, что немцы под влиянием момента откажутся от стратегических преимуществ, предоставленных им Брестским договором, и забудут об общих интересах, связывающих Берлин и Москву».

Подавление половинчатого мятежа левых эсеров приводит к окончательному переходу России к однопартийному коммунистическому правительству на ближайшие 73 года. Однако, однопартийная система полностью завершает своё оформление только после окончания Гражданской войны, некоторые меньшевистские и эсеровские фракции легально (иногда с перерывами) действуют вплоть до 1921 года.

Ссылки